образование, органы продовольствия сделались собственностью государства, но все трудящиеся в целом и каждый трудящийся в отдельности, его труд и энергия; даже профессиональные и кооперативные организации рабочих и крестьян были огосударствлены. Государство – все, отдельный рабочий – ничто на практике стали заповедью большевизма. Государство получило олицетворение в чиновниках – фактически они являлись всем, трудящиеся – ничем. Национализация, по мысли Аршинова, вырвав трудящихся из рук отдельных угнетателей, отдала их в более цепкие руки одного хозяина – государства. Отношения между трудящимся и новым хозяином остались такие же, что были раньше между трудом и капиталом, с той лишь разницей, что коммунистический хозяин – государство – не только эксплуатировало трудящихся, но и само их карало, так как обе эти функции – эксплуатация и наказание – оказались в нем совмещены. Во всех проявлениях произошла замена частного капитализма капитализмом государственным. Коммунистическая национализация представляла собой новый тип производственных отношений, при котором экономическая зависимость трудящихся сконцентрировалась в одном кулаке – в государстве. Это по существу нисколько не улучшило положение трудящихся. Всеобщая трудовая повинность и милитаризация труда – суть национализированного хозяйствования.
Особенно трудное положение трудящихся сложилось в деревне. Крестьяне получили возможность пользоваться землей бывших помещиков и иных собственников. Но это благо им дала не коммунистическая власть, а революция. Они десятки лет рвались к земле, и в 1917 г., еще до появления Советской власти, крестьяне уже завладели ею. Большевизм объединился с крестьянством в захвате помещичьих земель, но только потому, что иначе нельзя было победить общего противника – земельную буржуазию. Из этого не следует никоим образом, подчеркивал Аршинов, что коммунистическая власть собиралась наделить крестьян землей. Как раз наоборот – идеалом этой власти являлась организация единого земельного хозяйства, принадлежащего одному хозяину – государству. Советские земельные хозяйства, обрабатываемые наемными рабочими и крестьянами, – вот образец, по которому коммунистическая власть стремилась построить государственное земледелие во всей стране.
К организации государственно—капиталистического земледелия требовалось подходить с осторожностью и постепенностью. Резкий перевод десятков миллионов крестьян из положения самостоятельных хозяев в положение наемников государства был чреват опасной бурей, которая могла привести коммунистическое государство к катастрофе. Конкретное строительство коммунистической власти в деревне после революции свелось к насильственному вывозу из сел и деревень продовольствия и сырья и к борьбе с крестьянскими движениями, порожденными на этой почве. Политические права крестьянства оказались ограничены обязательным созданием сельских и волостных Советов, полностью подчиненных коммунистической партии. Больше никаких прав крестьяне не получили. Многомиллионное крестьянство в губерниях попало под власть губернских комитетов партии. Вместо получения прав образовалось вопиющее бесправие крестьян. Государственный советский аппарат был создан таким образом, что все руководящие нити этого аппарата находились в руках партийной диктатуры, выдающей себя за авангард пролетариата.
Рабочие и крестьяне в коммунистическом государстве, по мнению Аршинова, социально порабощены, экономически ограблены, политически бесправны. Встав на путь всеобщего огосударствления, большевизм неминуемо должен был наложить свою руку и на духовную жизнь трудящихся. Основной чертой большевизма являлось утверждение партийной воли методом насильственного подавления личности. Творчество трудящихся в государстве коммунистов оказалось подавлено. Под предлогом борьбы с буржуазными и контрреволюционными идеями была уничтожена вся некоммунистическая пресса, включая прессу, которая издавалась и поддерживалась широкими массами трудящихся. Никому не позволено вслух высказывать свои мысли. Подобно тому, как большевизм распланировал всю общественно—хозяйственную жизнь страны согласно своей программе, так и духовную жизнь народа он вогнал в рамки своей доктрины. Живое поле народной мысли, народного творчества превратилось в мрачную казарму партийной учебы и зубрежки. Всякое стремление заглянуть за стену партийной школы объявлялось вредным и контрреволюционным. Искажение революции и ее перспектив, которое внес большевизм своей диктатурой, не могло пройти без протестов со стороны масс и без борьбы с подобным искажением. Но эти протесты, считал Аршинов, привели не к ослаблению политического гнета, а к укреплению его. Началась длительная полоса государственного террора, превратившая всю Россию в сплошную гигантскую тюрьму, где страх стал добродетелью, а ложь – обязанностью. Не имея естественной опоры в крестьянстве, коммунистическая партия неминуемо прибегла к террору и режиму всеобщего порабощения[296].
Критический настрой анархизма не нашел выражения в созидательной социальной деятельности. Утопичность и аморфность анархистских взглядов, беспомощность в решении проблем социального строительства проявились в том, что анархистам нигде, кроме юга Украины, не удалось принять участие в эксперименте, напоминающем мифический прообраз анархистского вольного общества.
Анализируя теоретико-методологические подходы марксизма и его оппонентов в отношении будущего крестьянства, следует специально рассмотреть видение крестьянской перспективы, разработанное российскими учеными. Российский экономист М. И. Туган-Барановский выражал уверенность, что тезис – аграрная эволюция идет по пути промышленной – основан на серьезной ошибке. Его уверенность основывалась на утверждении: вопрос об относительных преимуществах крупного и мелкого производства в сельском хозяйстве не допускает упрощенного решения, по аналогии с промышленностью[297]. В организации хозяйства он выделял два различных вида: крупное капиталистическое хозяйство, основанное на наемном труде, и мелкое трудовое, основу которого составляет труд собственника. Оба вида, по оценке Туган—Барановского, имеют как достоинства, так и недостатки. В техническом отношении крупное хозяйство обладает целым рядом существенных преимуществ. В качестве подтверждения своей правоты он приводил в пример показатели состояния сельского хозяйства России в дореволюционное время. По его свидетельству, капиталистическое сельское хозяйство в стране по производительности своего производства значительно превосходило трудовое крестьянское хозяйство, причем в процессе дальнейшей эволюции это превосходство увеличивалось. К крупным капиталистическим хозяйствам Туган—Барановский относил помещичьи хозяйства, ориентированные на капиталистические условия хозяйствования. По его оценке, российский город до революции потреблял преимущественно помещичий хлеб, между тем как площадь помещичьих хозяйств составляла десятую часть земельных владений в России. Раздел крупных хозяйств между мелкими производителями выявлял тенденцию снижения общей производительности производства[298].
Туган—Барановский отмечал, что преимущества крупного хозяйствования проявляются в большинстве отраслей сельского хозяйства. Но, тем не менее, они не столь значительны, как в промышленности. Объясняется это не только влиянием и зависимостью от объективных природных процессов, но и производственно-техническими особенностями хозяйствования. В сельском хозяйстве, особенно в земледелии, существуют объективные пределы укрупнения хозяйств, за границей этих пределов дальнейшее увеличение размеров производственной единицы оказывается технически нерациональным. В сельском хозяйстве границы таких пределов более узкие, чем в промышленности. Чем интенсивнее хозяйство – тем более ограничены пределы его укрупнения: в условиях интенсификации хозяйства значительно увеличиваются производственные издержки, особенно транспортные расходы. В результате увеличение расходов сокращает прибыль хозяйства – мотивационную основу капиталистического хозяйствования. Серьезные осложнения создают для крупных хозяйств кризисы нехватки рабочей силы, сезонности использования наемного труда. От кризисов разного рода больше страдают крупные хозяйства.
Основу устойчивости мелких трудовых хозяйств Туган-Барановский видел в мотивационной стороне. Цель таких хозяйств – обеспечение собственного существования, ориентация на рынок второстепенна. Этим объясняется, что мелкое хозяйство может существовать и при малом доходе. Большая заинтересованность в результатах собственного труда в семейном хозяйстве выгодно отличает его от наемного труда в капиталистическом. Помимо этих соображений, Туган-Барановский выдвигал следующий тезис: мелкое хозяйство является условием успешного развития крупного. Оно создает рынок рабочей силы, столь необходимой в крупном капиталистическом производстве[299].
Туган—Барановский утверждал, что вопрос о превосходстве той или иной формы хозяйствования нельзя обсуждать на основе только производственно—технических соображений, без учета социальных условий. По его мнению, неотъемлемой частью решения вопроса должен быть принцип социальной справедливости. В таком подходе он отдавал предпочтение трудовому крестьянству. Туган-Барановский высказывался за передачу земли тем, кто ее обрабатывает, с уравнительным ее распределением между земледельческим населением, в идеале – за осуществление равного права всех на землю. По его мнению, тенденция развития сельского хозяйства в разных странах зависит от конкретных экономических, социальных, исторических, технических особенностей и условий. Поэтому он предлагал воздержаться от признания некой общей тенденции, имеющей неизменный характер закона. В дореволюционные годы, по его оценке, в России проявлялось раздробление и некоторое вытеснение крупного хозяйства мелким, точнее – капиталистического хозяйства трудовым крестьянским. Но эта тенденция, по замечанию Туган-Барановского, не выражалась отчетливо и, естественно, не имела